Прожила головокружительный денёк, головокружусь дальше и гадаю о причине. Давление вроде б ничего, 90-60, маловато, но не смертельно же. Мне кажется, кровь железа просит...

Ездили в деревню спасать дедушку от урожая. Сидела в крыжовнике, собирала ягоды и голосила в своё удовольствие. Раз уж в деревне, и вокруг никого, что стесняться и тратить даром время? Хочу же научиться петь. А у нас семья не певчая никак, поэтому не голос, а скулёж и завывание. Надо просто больше выть, авось исправлюсь. Начала с распевки, того самого упражнения по риторике, где иииииии, ааааааа, еееееее, уууууу, ыыыыы и рррраскатистые слова. Мама прониклась, вылезла из своего соседнего куста и дезертировала на другой конец сада, к К. и вишне. А я пропела-проскулила Катюшу - вот она идёт на ура, я хоть сама могу терпеть собственный голос! - и начала перебирать в уме что-то подобное, тягучее, плавное, открытое. Толком так и не вспомнила. Между делом схватила секатор, чтобы расправиться с ростками шиповника и вишни, растущими прямо там, где их быть не должно. Перешла на отрывки из Мельницы, ЦИТовских лагерных песен, добавила чуточку Канцлера. И снова Катюшу.

А потом пришла мама и выгнала из соседнего огорода, куда я перебралась и, уже отбросив на время секатор, вытаскивала из мягкой от вчерашнего ливня земли амброзию выше меня ростом. Три недели "экстремального садоводства" в том волонтёрском лагере под Марселем явно не прошли даром! Меня и раньше хлебом не корми, дай сорняки подёргать и что-нибудь поспевшее собрать, а теперь секатор и вовсе приобрёл гипнотическое действие. Хватаю в руки и вхожу в состояние аффекта.

Обобрала все ягоды с одного куста, почти все с маминого. Плюнула, взяла секатор и ушла мародёрствовать в саду. Черноземье, о да. Была б маленькой, никому б не позволила косить всё это безобразие. Вон те лопухи были б чудесным домиком, в этом холме чистотела было б хорошо прятаться, а между ними в высоченном разнотравье был бы лабиринт... Теперь в этой роскоши три шикарные дырки - там, где пытались расти кусты и деревья. А на бывшем покошенном месте куча поверженных растений. Дедушка рад, я страшно горда собой.

С самого раннего детства и лет так до пятнадцати-шестнадцати точно - все лета в деревне, не считая лагерей. Я помню весь калибр запахов от внешнего двора и до начала огорода, а дальше нюхать особо нечего. И это никуда из меня не денется.